История о пропавшем ребенке - Страница 30

К оглавлению

– Со мной-то? А то ты не знаешь. Что ты мне устроила, то и случилось: это из-за тебя у меня в животе жила лопнула.

– Что ты такое говоришь?

– Ты, ты меня поломала.

– Я очень люблю тебя, мама.

– А я тебя нет. Значит, ты переехала в Неаполь вместе с детьми?

– Да.

– А муж твой с вами приехал?

– Нет.

– Тогда нечего тебе тут делать. Чтобы ноги твоей больше в этом доме не было.

– Мам, сейчас совсем другие времена. Можно быть порядочным человеком, даже если вы расстались с мужем, даже если живешь с другим. Что ты на меня одну нападаешь? А как же Элиза, беременная и не замужем? Почему ты ей ничего не говоришь?

– Потому что Элиза не ты. Разве Элиза училась, как ты? Разве я ждала от Элизы того, чего от тебя ждала?

– Так ты должна быть мной довольна. Фамилия Греко теперь известна, меня даже за границей знают.

– Хватит выпендриваться, ты никто. Возомнила о себе бог весть что, а для нормальных людей ты никто. Меня тут уважают не за то, что я тебя родила, а за то, что я родила Элизу. Она не училась, даже среднюю школу не кончила, а стала синьорой. А ты со своими дипломами кто теперь? Девочек только жалко: такие красавицы, так хорошо говорят. О них ты подумала? С таким отцом они бы росли, как богатые детки из телепередач, а ты что наделала? В Неаполь их притащила?

– Мам, это я с ними занимаюсь, я их учу, а не отец. Как они росли, так и дальше будут.

– Выскочка ты, вот кто. Как я в тебе ошибалась! Я думала, Лина выскочка, а это ты. Твоя подруга дом родителям купила, а ты что? Купила ты нам дом? Твоя подруга командует тут всеми, у нее даже Микеле Солара по струнке ходит. А ты кем командуешь? Поганцем сынком Сарраторе?

Она принялась расхваливать Лилу: «Какая Лина красавица, какая благородная девушка! У них с Энцо теперь своя фирма: вот люди – сразу видно, делом заняты!» Тут я поняла, чем больше всего перед ней провинилась, – тем, что оказалась хуже Лилы. Мать сказала, что хочет что-нибудь приготовить для Деде и Эльзы – обо мне ни слова. «Значит, ей даже к столу меня пригласить противно», – подумала я. Мы с детьми ушли, не дожидаясь обеда.

32

Мы шли вдоль шоссе, когда я заколебалась: может, подождать отца у ворот, хоть поздороваться с ним? Или пройтись по кварталу в поисках братьев? Или зайти к сестре, только вот дома ли она? Из телефонной будки я позвонила Элизе и повела девочек к ней – в огромную квартиру с видом на Везувий. Беременности еще не было заметно, но сестра очень изменилась. Беременность не только заставила ее разом повзрослеть, но и как-то искорежила. В ней появилась какая-то вульгарность: во внешности, в словах, в голосе. Лицо у нее было землистого цвета, недовольное – она нам явно не обрадовалась. От любви или хотя бы детского уважения не осталось и следа. Вопрос о болезни матери ее разозлил – таким тоном она раньше никогда со мной не говорила.

– Лену, врач сказал, что с ней все в порядке, просто она страдает. Мама совершенно здорова! Конечно, ей плохо, только болезнь тут ни при чем. Это все из-за тебя. Ты очень ее огорчила, вот она и сникла!

– Что за чушь ты несешь?

– Чушь, говоришь?! – Она разозлилась еще больше. – Я просто тебе объясняю, что у меня со здоровьем хуже, чем у мамы. И раз уж ты теперь живешь в Неаполе и знаешь больше, чем врачи, позаботься о ней хоть немного. Хоть чуть-чуть о ней подумай – она и расцветет!

Я сдерживалась: не хотела ссориться. Почему она так со мной говорит? Неужели я тоже настолько изменилась в худшую сторону? Неужели нашей дружбе конец? Или дело не во мне, а в самой Элизе? Может, она, самая младшая в нашей семье – живое доказательство того, что квартал портит людей еще быстрее, чем раньше? Деде с Эльзой молчали, скромно сидя рядком, явно расстроенные, что тетя совсем не обращает на них внимания. Я разрешила им доесть бабушкины леденцы и вернулась к разговору с сестрой:

– Как у вас дела с Марчелло?

– Отлично, как же еще? Если бы не смерть его матери, мы были бы абсолютно счастливы. А так у него столько забот…

– Ты про какие заботы?

– Про обычные, Лену, про обычные. Ты привыкла о книжках думать, а в жизни все по-другому.

– А Пеппе и Джанни как?

– Работают.

– Никак не могу их застать.

– Сама виновата, не приезжаешь никогда, вот и не застаешь.

– Теперь буду чаще приезжать.

– Ну и молодец. А еще поговорила бы ты со своей подружкой Линой.

– А что случилось?

– Ничего, но у Марчелло и без нее забот хватает, а тут еще она.

– Ничего не понимаю.

– А ты спроси у Лины. И если ответит, скажи ей, чтобы перестала совать нос в чужие дела.

В ее словах я узнала манеру Солара говорить недомолвками и поняла, что былого доверия между нами уже не будет. Я сказала, что с Лилой мы не общаемся, но, со слов матери, она уволилась от Микеле и открыла свое дело.

– Открыла-открыла… На наши деньги! – взорвалась Элиза.

– Как это? Объясни ты мне наконец, что тут творится?

– Да что тут объяснять, Лену? Подружка твоя крутит Микеле как хочет. Только вот с моим Марчелло у нее это не пройдет!

33

В общем, приглашения на обед мы не дождались и от Элизы. Мы уже стояли в дверях, когда Элиза, видимо, поняла, что повела себя невежливо, и позвала Эльзу: «Пойдем-ка с тетей». Они ушли в комнату: за пару минут, что их не было, Деде вся извелась, вцепилась мне в руку и не отпускала. Эльза вернулась серьезная, но довольная. Не успели мы выйти на лестничную клетку, как Элиза поспешила закрыть за нами дверь, как будто лишней минуты не желала с нами находиться.

Только на улице Эльза показала нам секретный подарок от тети: двадцать тысяч лир. Элиза подарила ей деньги; в детстве родственники чуть богаче нас часто делали так же. Деньги тогда дарили детям для виду: на самом деле все понимали, что мы тут же отдадим их матери, чтобы семья хоть как-то сводила концы с концами. Элиза тоже дала деньги не столько Эльзе, сколько мне, но цель у нее была другая. Этими двадцатью тысячами лир, которых хватило бы на покупку трех дорогих книг, она хотела доказать мне, что Марчелло любит ее и что они живут в достатке.