В квартире стояла тишина, но с улицы доносилась обычная для выходного дня мешанина звуков: били колокола, кричали торговцы, зазывая покупателей, ехали с сортировочных станций поезда, к стройке, не прекращавшей работу и на выходные, подкатывали грузовики. Разумеется, Нино накупит девочкам сладостей, не подумав, что после этого обедать они не станут. Я его знала: вечно он потакал всем их капризам. Обед был готов, стол накрыт, я выглянула в окно, выходившее на шоссе. Я хотела позвать их, крикнуть, чтобы шли домой, но обзор загораживали торговые прилавки; я разглядела только шагавшего мимо дома Марчелло, по одну руку от него шла моя сестра, по другую – Сильвио. Вид сверху на шоссе всегда вселял в меня ощущение тревоги. В воскресные дни квартал словно огораживался яркой ширмой, скрывающей нищету и разруху. Я привыкла к этому, но почему-то сегодня мне было особенно тревожно. Что я здесь делаю, почему продолжаю тут жить? У меня достаточно денег, чтобы перебраться куда угодно. Я слишком потакаю Лиле. Я позволила ей снова привязать меня к этому месту, внушить мне, что публичное признание своих корней благотворно скажется на моем творчестве. Все окружающее вдруг показалось мне отвратительным, даже еда, которую я только что приготовила. Я решила не поддаваться этому ощущению, причесалась, посмотрелась в зеркало и вышла на улицу. Едва ли не на цыпочках пробралась мимо Лилиной двери: не хватало еще, чтобы она увязалась за мной.
На улице сильно пахло жареным миндалем. Я огляделась. Увидела Деде и Эльзу: они ели сахарную вату и разглядывали прилавок с украшениями: браслетами, сережками, цепочками и заколками для волос. Нино стоял на углу, в некотором отдалении. Я даже не сразу заметила, что он разговаривает с Лилой. Она выглядела прекрасно, как всегда, когда хотела произвести впечатление. Рядом стоял хмурый Энцо. Лила держала на руках Имму, и девочка тянула ее за мочку уха, стараясь привлечь к себе внимание. Но Лила, увлеченная беседой с Нино, этого не замечала. Он широко улыбался и размахивал своими длинными руками.
Меня охватила злость. Так вот куда он запропастился! Значит, так он заботится о дочке! Я окликнула его, но он не услышал. Зато обернулись Деде с Эльзой, и обе скривились, как всегда, когда я кричала. Я снова позвала его. Как заставить его бросить их и вернуться домой с моими тремя дочерьми? Тут вдруг продавец орехов издал оглушительный свист, а мимо с грохотом промчался грузовик, подняв облако пыли. Я фыркнула и подошла к ним. Почему Лила держит мою дочь на руках? Почему Имма не играет с Тиной? Не поздоровавшись, я сказала Имме: «Что это ты на руках сидишь? Ты уже большая девочка, а ну слезай!» Я забрала ее у Лилы и поставила на землю. «Детям пора обедать, – сказала я Нино. – У меня все готово». Имма стояла, вцепившись мне в юбку. Странно, почему она не пошла играть с подругой? Я огляделась вокруг и спросила Лилу: «А где Тина?»
С ее лица все не сходило добродушное выражение, с каким она только что слушала болтовню Нино. «С Деде и Эльзой, наверно», – предположила она. «Нет, с ними ее нет», – ответила я. Мне хотелось, чтобы они с Энцо побежали искать свою дочь, а не стояли между моей и ее отцом, который в кои-то веки приехал к ней на один день. Но пока Энцо озирался по сторонам в поисках Тины, Лила продолжала разговаривать с Нино. Она с улыбкой вспоминала давний случай, когда пропал Дженнаро: «Прихожу его встречать, все дети вышли из школы, а его нет. Я так перепугалась! Чего только не передумала, а он сидел себе в сквере». Но, не успев договорить, она вдруг побледнела.
– Ты ее нашел? – спросила она Энцо севшим голосом. – Где она?
Мы искали Тину вдоль шоссе, бегали по всему кварталу, снова возвращались на шоссе. К нам многие присоединились. Пришел Антонио, пришла Кармен, пришел ее муж Роберто, даже Марчелло Солара созвал своих людей и сам лично до глубокой ночи кружил по улицам. Лила была похожа на Мелину: металась взад-вперед, словно разом лишилась рассудка. Но еще больше обезумел Энцо. Он орал, ругался с уличными торговцами, угрожал им страшной расправой, рвался лично проверить каждый легковой автомобиль, каждый грузовик, каждую повозку. Пришлось карабинерам вмешаться и успокоить его.
Нам казалось, что мы вот-вот найдем Тину и все вздохнут с облегчением. Девочку знали абсолютно все, и чуть ли не каждый клялся, что вот сию минуту видел ее вон у того лотка, на этом углу, во дворе, в сквере, она шла к туннелю с каким-то высоким мужчиной, нет, с низеньким. Но все эти зацепки оказались пустышкой, и постепенно поиски прекратились.
К вечеру сложилась история, которую впоследствии пересказывали чаще всего. Девочка спустилась с тротуара на шоссе, побежав за синим мячиком. Именно в этот момент ее настиг грузовик. Грузовик вез какую-то строительную смесь, ехал быстро, грохоча и подскакивая на дорожных выбоинах. Больше никто ничего не видел, но все, кого мы опрашивали, слышали толчок. Грузовик даже не притормозил, он промчался мимо и унес с собой тело девочки. На шоссе не осталось ни капли крови. Не осталось вообще ничего, ничего, ничего. Грузовик скрылся, а вместе с ним исчезла девочка, которую мы потеряли навсегда.
Я покинула Неаполь в 1995 году, когда пошли разговоры о том, что город наконец возрождается. Но мне слабо верилось в это возрождение. На моих глазах годами строился новый вокзал, возводился небоскреб на виа Новара, как грибы росли многоэтажки в Скампии, над серой каменной стеной муниципалитета Ареначча, на виа Таддео-да-Сесса, на пьяцца Национале. Спроектированные для строительства где-нибудь во Франции или в Японии, у нас, между Понтичелли и Поджореале, возводимые с многочисленными нарушениями, они быстро теряли блеск и превращались в очередное убожество. Какое уж тут возрождение? Так, пудра, кое-где присыпавшая изможденное лицо города.