История о пропавшем ребенке - Страница 36

Сообщить новость Дженнаро Энцо тоже решил сам. У Лилы с Дженнаро складывались почти такие же трудные отношения, как у меня с девочками, что было вполне объяснимо. Но в отличие от Деде с Эльзой Дженнаро был уже не ребенок, и разговор с ним предстоял не детский. Парень находился на пике кризиса переходного возраста, и до душевного равновесия ему было еще очень далеко. Он два раза подряд завалил экзамен и теперь страдал, от унижения рыдая горькими слезами. Целыми днями он либо шатался без дела по улицам, либо, забившись в угол, сидел в лавке Стефано, пряча ото всех свое широкое, усыпанное прыщами лицо, и молча наблюдал за каждым движением отца.

Лила боялась, что он болезненно воспримет новость, но еще больше она боялась, что ему донесут ее другие, тот же Стефано к примеру. Поэтому однажды вечером Энцо отвел его в сторону и сообщил о беременности матери. Дженнаро и бровью не повел. «Иди обними маму, скажи, что любишь ее», – попросил Энцо. Мальчишка сделал, что ему сказали. Только спустя несколько дней Эльза украдкой от сестры спросила меня:

– Мама, а кто такая сука?

– Собака-девочка.

– Точно?

– Конечно.

– А почему же тогда Рино сказал Деде, что тетя Лина сука?

В общем, проблем избежать не удалось. Лиле я не стала ничего рассказывать – какой в этом был толк? К тому же у меня своих проблем хватало: я не решалась сообщить новость ни Пьетро, ни девочкам, ни – уж тем более – Нино. Я не сомневалась, что Пьетро, хоть у него теперь появилась Дориана, распсихуется, побежит к родителям и сделает все, чтоб его мать отравила мне жизнь. Я не сомневалась, что Деде и Эльза, мягко говоря, не обрадуются. Но главной моей бедой оставался Нино. Я, конечно, надеялась, что ребенок окончательно привяжет его ко мне, а Элеонора, получив доказательство измены мужа, бросит его. Но надежда была слабая, а вот страх силен. Нино ясно дал мне понять, что его устраивает подобная двойная жизнь. Несмотря на неудобства и неприятности, он предпочитал ее болезненному разрыву с женой. Поэтому больше всего я боялась, что он предложит мне сделать аборт. Я каждый день собиралась сказать ему и каждый день говорила себе: «Лучше завтра скажу». Чтобы с чего-то начать, однажды вечером я позвонила Пьетро и объявила: «Я беременна». Последовало долгое молчание, потом он прокашлялся и прохрипел, что ждал этого известия.

– Ты девочкам сказала?

– Нет еще.

– Хочешь, я им сообщу?

– Не надо.

– Береги себя!

– Стараюсь.

Этим все и закончилось. Он стал чаще звонить мне, говорил ласково, волновался, как девочки восприняли новость, предлагал поговорить с ними. Но никому из нас говорить с ними не пришлось. Лила, которая не решалась открыться Дженнаро, запросто убедила Деде и Эльзу, что скоро им предстоит большая радость – ухаживать за забавным живым пупсиком, которого я рожу от Нино, а не от их отца. Новость они приняли отлично, стали звать будущего ребенка пупсиком, как тетя Лина, с интересом разглядывали мой живот и каждое утро, как только просыпались, спрашивали: «Мама, как там пупсик поживает?»

После Пьетро и девочек очередь дошла и до Нино. Однажды днем я особенно разволновалась и отправилась изливать душу Лиле:

– А вдруг он будет настаивать, чтобы я сделала аборт?

– Тогда с ним все будет ясно.

– Что ясно?

– Что жена с детьми у него на первом месте, а ты – на десятом.

Жестко, но честно. Лила многое от меня скрывала, только не неприязнь к моей связи с Нино. Я не расстроилась, наоборот, обрадовалась, что она вслух произнесла то, о чем я думала про себя: это будет повод проверить серьезность наших отношений. В ответ я пробормотала: «Ладно, посмотрим». Вскоре пришла Кармен со своими детьми, и мы втроем, как когда-то в детстве, принялись горячо обсуждать мое положение. Кармен сказала, что, если Нино попытается удрать в кусты, она лично пойдет к нему и скажет пару ласковых.

– Я вообще не понимаю, Лену, – прибавила она, – как ты, такая умница, красавица, позволяешь ему ноги о себя вытирать.

Я оправдывалась и оправдывала Нино, говорила, как он зависит от родителей жены, благодаря которым теперь много зарабатывает и поддерживает меня.

– Если бы мы с дочками жили на мои гонорары и деньги, которые дает Пьетро, мы бы с трудом сводили концы с концами, – заключила я. – Так что не надо выдумывать. Нино любит меня, проводит со мной как минимум четыре ночи в неделю, заботится о Деде и Эльзе, как о родных. Ни о каком унижении тут и речи не идет.

– Вот и расскажи ему все сегодня же вечером, – едва ли не скомандовала Лила.

Пришлось подчиниться. Я вернулась домой, встретила его, мы поужинали, я уложила девочек и наконец объявила ему, что жду ребенка. Следующее мгновение длилось целую вечность, но потом он обнял меня, поцеловал: он был вне себя от счастья. Я обрадовалась, призналась, что давно знаю, но не говорила ему, боясь, что он рассердится. Вдруг он неожиданно предложил: «Давай возьмем девочек и поедем к моим родителям. Они тоже должны знать, мама так обрадуется!» Значит, он хотел узаконить наши отношения, объявив родне о своем очередном отцовстве. Я тепло улыбнулась ему и спросила:

– А Элеоноре ты скажешь?

– Зачем? Это не ее дело.

– Но ты все же ее муж.

– Чисто формально.

– Но ты должен дать ребенку свою фамилию.

– А я и дам.

– Нет, Нино, – расстроилась я, – ничего ты ему не дашь. Сделаешь, как всегда, вид, что ты тут ни при чем.

– Тебе что, плохо со мной?

– Мне очень хорошо.

– Считаешь, я мало о тебе забочусь?

– Да нет же. Просто я бросила мужа, я переехала к тебе в Неаполь, я перевернула всю свою жизнь с ног на голову. А ты живешь как жил, ничем не жертвуя.