История о пропавшем ребенке - Страница 87

Впрочем, и хлопот мне эти шесть страниц доставили немало. Меня вызывали в полицию, допрашивали в налоговой полиции, в местных правых изданиях появились разгромные статьи, в которых меня называли разведенной феминисткой, коммунисткой и пособницей террористов. Я получила несколько анонимных звонков с угрозами на похабном диалекте мне и моим дочерям. Но к тому времени я уже настолько привыкла к тревоге (тревога и литература вообще стали для меня синонимами), что боялась намного меньше, чем после публикации в «Панораме» и иска Кармен. Это была моя работа, и я знала, что справляюсь с ней все лучше. К тому же меня грела мысль, что меня поддерживает юридический отдел издательства, не говоря уже о левых изданиях и читателях, которых с каждой встречей собиралось все больше и больше, и сознании собственной правоты.

Должна признать, что больше всего меня успокаивала нараставшая уверенность, что Солара и пальцем меня не тронут. Чем громче звучал мой голос, тем неприметнее старались вести себя они. Марчелло и Микеле не подавали никаких новых исков и вообще затаились. Как-то я столкнулась с ними на глазах у полицейских: оба ограничились сухим, но уважительным приветствием. Буря вроде бы улеглась. После публикации статьи было открыто несколько расследований и заведено несколько уголовных дел. Но, как и предсказывали юристы издательства, и первые и вторые быстро свернули, переключив внимание публики на другие преступления, а Солара вышли сухими из воды. Для меня единственным итогом публикации статьи стали изменения личного порядка: меня полностью – не на словах, а на деле – вычеркнули из своей жизни сестра, мой племянник Сильвио и мой отец. Только Марчелло по-прежнему вел себя со мной любезно. Как-то вечером, столкнувшись с ним у шоссе, я отвернулась в другую сторону, но он вдруг заговорил со мной: «Лену, я знаю, что сама ты ничего подобного делать бы не стала, ты не виновата, и я на тебя не сержусь: помни, что двери моего дома для тебя всегда открыты!» – «Какие двери? Я вчера звонила Элизе, так она чуть телефонную трубку не расколотила». – «Твоя сестра та еще штучка, – улыбнулся он, – тут уж я бессилен».

104

Лилу эти жалкие результаты очень расстроили. Она не скрывала своего разочарования, хотя предпочитала об этом не распространяться. Делала вид, что у нее все в порядке, по-прежнему отправляла ко мне Тину, а сама шла на работу и закрывалась у себя в кабинете. В некоторые дни она оставалась дома: утверждала, что у нее раскалывается голова, и спала до вечера.

Я не напоминала ей, что это она приняла решение опубликовать статью, ни разу не сказала: «Я предупреждала тебя, что Солара ничего не будет, я же не просто так наводила справки в издательстве, что ж теперь убиваться?» Но последствия нашего провала оставили на ней свой отпечаток. Она чувствовала себя униженной. Она всю жизнь верила в мощь вещей, которые, как выяснилось, ничего не стоят: культуры, литературы, книг. Сегодня я понимаю, что она, так много повидавшая, такая взрослая, только в те дни окончательно распрощалась с детством.

Она перестала мне помогать. Сама по-прежнему часто оставляла на меня дочку, а иногда еще и Дженнаро, которого я не должна была отпускать от себя ни на шаг. Моя общественная жизнь требовала от меня все больше участия, я опять не справлялась с семейными обязанностями, но, когда однажды утром обратилась к ней за помощью, услышала в ответ раздраженное: «Позвони моей матери, пусть она с детьми посидит». Ну и новости! Я была в замешательстве, но послушалась. Так у меня в доме появилась Нунция: постаревшая, послушная, стеснительная, но такая же деятельная, как во времена нашего отдыха на Искье.

Старшие девочки приняли ее в штыки, особенно Деде, которая с наступлением переходного возраста стала невероятно грубой и бестактной. Она сильно поправилась, на лице высыпали прыщи – глядя на свое отражение в зеркале, она видела там уродину и злилась на весь свет. У нас каждый день происходили перепалки.

– Почему мы должны сидеть с этой старухой? Меня от ее стряпни тошнит, готовь сама!

– А ну прекрати.

– Да она плюется, когда говорит, и зубов у нее нет, ты сама-то видела?

– Все, хватит! Ни слова больше!

– Мало того что мы живем в этой дыре, теперь еще и эту бабку к нам притащила? Я не хочу, чтобы она спала у нас дома, когда тебя нет.

– Деде, я уже сказала, прекрати немедленно.

Эльза не отставала от сестры, но избрала другую тактику. Она делала вид, что одобряет мой выбор, а на самом деле издевалась над Нунцией:

– А мне она нравится. Отлично, мам, что ты ее к нам позвала, от нее такой приятный трупный запах!

– Вот я тебе сейчас! Ты хоть понимаешь, что она может услышать?

Только Имма сразу привязалась к Нунции и, во всем подражая Тине, вместе с подругой по пятам ходила за Нунцией, пока та возилась по хозяйству, и звала ее бабушкой. Но бабушка не очень-то отзывалась на привязанность Иммы. Со своей родной внучкой она была ласкова, умилялась, какая та болтушка, а когда Имма пыталась что-то ей рассказать, продолжала молча заниматься своими делами. Как выяснилось, занималась она ими не просто так. В конце первой недели она, опустив глаза, сказала мне: «Лену, а ведь мы еще не обсуждали, сколько ты мне будешь платить». Вот дела! Я-то наивно полагала, что она ходит к нам по просьбе дочери! За деньги я бы нашла помощницу помоложе, такую, чтобы нравилась девочкам, чтобы я сама не стеснялась лишний раз ее о чем-то попросить. Но я сдержалась, мы все обсудили и назначили ей жалованье. Нунция немного повеселела и к концу переговоров даже начала оправдываться: «Понимаешь, муж болеет, работать не может, Лина совсем с ума сошла – Рино уволила, сидим без денег». Я пробормотала, что все понимаю, и попросила ее быть повнимательнее к Имме. Любимицей ее по-прежнему оставалась Тина, но, по крайней мере, она мою дочь перестала игнорировать.