История о пропавшем ребенке - Страница 112


К оглавлению

112

Лила увела у нее Нино, Лила издевательски высмеивала ее революционные убеждения, Лила не церемонилась и умела ударить первой. Плебейка, она отвергала любую помощь и всегда надеялась только на себя. Иначе говоря, Лила была достойным врагом, и, возводя на нее напраслину, Надя наверняка не терзалась угрызениями совести, как с Паскуале. Как за последние годы все это поблекло: профессор Галиани, ее квартира с видом на залив, с библиотекой на тысячи томов и картинами на стенах, наши ученые споры, Армандо… Но больше всего изменилась Надя. Какая она была милая, какая изысканная, когда я подсматривала за ней и Нино возле школы, и потом, когда ее мать пригласила меня на вечеринку в свой шикарный дом. Было что-то величественное в том, как она скинула с себя, как старое платье, свои привилегии, свято веря, что в новом мире для нее найдется наряд получше. И чем все это кончилось? Ради чего она обнажилась? Высшие цели обернулись иллюзией. Остались только ужас и напрасно пролитая кровь. Вот она и валит вину на бывшего строительного рабочего, который прежде казался ей представителем нового человечества, а теперь нужен как козел отпущения за собственные преступления.

Меня охватила тревога. В первую очередь я беспокоилась за Деде. Она была готова вот-вот поддаться тому же губительному наваждению, что подстерегло Надю. Стоял конец июля. Накануне Деде по результатам выпускных экзаменов получила аттестат с высшим баллом. В ее жилах текла кровь Айрота и моя кровь: это сочетание не могло не принести успеха. Все, что мне доставалось с трудом и воспринималось как везение, ей давалось легко, словно принадлежало по праву рождения. И что она задумала? Признаться Рино в любви и пропасть вместе с ним! Лишиться всего и погибнуть из чувства солидарности только потому, что в его убогом бормотании ей чудилось нечто необыкновенное. Я посмотрела в зеркало заднего вида на Имму и спросила:

– Тебе нравится Рино?

– Мне нет. Он Деде нравится.

– Откуда ты знаешь?

– Эльза говорила.

– А Эльза откуда знает?

– Ей Деде сказала.

– А почему тебе не нравится Рино?

– Он некрасивый!

– А кто тебе нравится?

– Папа.

В ее глазах вспыхнул отцовский огонек. «Если бы Нино тогда бросился в пропасть вслед за Лилой, – подумала я, – этот огонек погас бы в нем навсегда, как это случилось с Надей, ринувшейся в пропасть вслед за Паскуале. Та же участь постигнет и Деде, если она последует за Рино». Внезапно я поняла недовольство профессора Галиани, увидевшую свою дочь сидящей на коленях у Паскуале, и желание Нино сбежать от Лилы, и холодность Аделе, которой пришлось стиснув зубы принять выбор сына и смириться с нашим браком. Я поняла их всех, и мне стало стыдно.

26

Прямо с дороги я пошла к Лиле. Она открыла мне не сразу и слушала меня рассеянно, но я не удивилась – в последнее время она вообще вела себя не слишком любезно. Я подробно передала ей все, что узнала от Нино, в заключение сказав, что он просил предупредить ее об опасности.

– Как ты думаешь, Надя действительно может тебе напакостить? – спросила я.

Она поморщилась, будто я ляпнула глупость.

– Напакостить можно только тому, кто кого-нибудь любит. А я больше никого не люблю.

– А Рино?

– Рино уехал.

Я вспомнила о Деде и ее планах и испуганно воскликнула:

– Куда уехал?

Она взяла со стола листок и протянула мне:

– В детстве так хорошо писал, а теперь… Смотреть противно!

Я взяла листок. Рино сообщал, что ему все надоело, оскорбительно отзывался об Энцо и объявлял, что едет в Болонью к другу, с которым познакомился в армии. Все это заняло шесть строчек. О Деде – ни слова. Я читала записку с колотящимся сердцем: корявый почерк, орфографические ошибки, ни одной запятой… Что общего у этого парня может быть с моей дочерью? Даже родная мать признает, что он не оправдал ее ожиданий, а может, даже думает: то же стало бы и с Тиной, если бы ее у нее не отняли.

– Он уехал один? – спросила я.

– С кем же еще?

Я неуверенно пожала плечами, но она догадалась, чего я страшусь, и ухмыльнулась:

– Боишься, что он прихватил с собой Деде?

27

Я побежала к себе. Имма за мной. Я окликнула Деде, потом Эльзу – тишина. Я бросилась в комнату старших дочек: Деде лежала на кровати с красными от слез глазами. У меня камень с души упал. Наверное, она поговорила с Рино, и он ее отверг.

Не успела я произнести ни слова, как Имма, не заметив, в каком состоянии сестра, начала взахлеб делиться с ней впечатлениями от встречи с отцом. Деде в ответ бросила ей что-то грубое на диалекте, отвернулась и разрыдалась. Я молча призвала Имму не обижаться и как можно мягче сказала старшей дочери: «Я знаю, что это ужасно, но поверь мне, скоро это пройдет». Я потянулась ее погладить, но она оттолкнула мою руку, замотала головой и крикнула: «Что ты в этом понимаешь? Ты ничего не знаешь и думаешь только о себе и о своих бредовых книжках!» Она сунула мне тетрадный листок в клетку, вскочила и выбежала из комнаты.

Имма наконец сообразила, что происходит что-то нехорошее, и тоже заплакала. Чтобы она отвлеклась, я попросила ее пойти позвать Эльзу, а сама взяла листок: что за день, сплошные записки. Я сразу узнала красивый почерк средней дочери. Записка была адресована Деде. Эльза писала, что сердцу не прикажешь, что Рино всегда любил ее, и со временем она тоже в него влюбилась. Она понимает, что причиняет сестре боль, о чем сожалеет, но даже если она откажется от любимого человека, это ничего не изменит. Дальше шла выдержанная чуть ли не в шутливом тоне приписка, обращенная ко мне: Эльза сообщала, что бросает школу, что мой культ образования всегда казался ей глупостью, что не книги делают людей хорошими, хотя хорошие люди иногда пишут хорошие книги; вот Рино, например, хороший, хотя не прочитал в жизни ни одной книги, и ее отец хороший и пишет хорошие книги. Мое имя в перечислении хороших людей и хороших книг не фигурировало. Она тепло прощалась со мной и просила сильно не сердиться: Деде и Имма дадут мне все, чего она больше дать не может. Для младшей сестры она нарисовала сердечко с крылышками.

112