История о пропавшем ребенке - Страница 98

– Мама поручила мне следить за сестрами! – возмущенно крикнула Деде. – Мы сами решим, когда нам идти домой.

– Когда вашей матери нет дома, я вам мать!

– Дерьмовая из тебя мать! – переходя на диалект, огрызнулась Деде. – Потеряла Тину и даже не заплакала!

Лила влепила ей пощечину. Эльза вступилась за сестру и тоже схлопотала по физиономии. Имма заревела. «Нечего вам на улице ошиваться, еще помрете», – прошипела моя подруга, увела их домой, заперла на ключ и не выпускала несколько дней, пока я не вернулась.

Деде пересказала мне случившееся, как обычно, ничего не утаив, в том числе свои собственные слова. Я сурово ее отчитала: «Предупреждали же тебя, чтобы не болтала лишнего!» Эльза грудью встала на защиту сестры, дескать, тетя Лина спятила, у нее навязчивая идея, что все должны забаррикадироваться и безвылазно сидеть по домам. Мне стоило немалых трудов убедить дочерей, что Лила поступила правильно, а виновата во всем Советская империя. В городке под названием Чернобыль произошла авария на атомной электростанции, и опасная радиация распространилась по всей планете – она ведь у нас такая маленькая. «Тетя Лина волновалась за вас», – объяснила я. «Неправда! – крикнула Эльза. – Она нас ударила! Спасибо хоть, что кормила, правда размороженными полуфабрикатами». – «Мамочка, я так плакала! – подала голос Имма. – Я не люблю полуфабрикаты!» За ней снова вступила Деде: «Она обращалась с нами хуже, чем с Рино!» – «Тетя Лина и с Тиной вела бы себя точно так же, – сказала я. – Представьте себе на минуту, что она чувствовала, когда бежала спасать вас, а сама думала, что ее собственная дочь сейчас неизвестно где и о ней некому позаботиться!» Напрасно я сказала это при Имме. Деде и Эльза выслушали меня с недоверчивым видом, а Имма расстроилась и ушла играть к себе в комнату.

Несколько дней спустя Лила в лоб спросила меня:

– Это ты рассказываешь девчонкам, что я потеряла Тину и даже ни разу не заплакала?

– Ты что! Неужели я могу сказать такое?

– Деде заявила, что я дерьмовая мать.

– Она еще ребенок.

– Плохо воспитанный ребенок.

И тут я совершила не менее серьезную, чем мои дочери, ошибку. «Попробуй успокоиться, – сказала я ей. – Я знаю, как ты любила Тину. Но ты зря держишь свою боль в себе. Тебе надо выговориться. Говори о ней почаще! Я помню, какие тяжелые у тебя были роды, но нельзя же все время только о них и вспоминать!»

Напрасно я употребила глагол в прошедшем время, сказав «любила». Напрасно напомнила ей про роды, да и вообще взяла фальшивый тон. «Не лезь куда не просят! – рявкнула она и добавила, имея в виду Имму, как будто та была способна понять такие вещи: – И объясни своей дочери, что, если ей что-то говорят, нечего трепать об этом языком направо и налево!»

7

Все стало совсем плохо, когда исчез еще кое-кто. Однажды утром – если я ничего не путаю, стоял июнь 1986 года – ко мне пришла еще более мрачная, чем обычно, Нунция и сообщила, что Рино не ночевал дома. Пинучча искала его по всему кварталу, но безрезультатно. Нунция говорила, глядя вбок, как всегда, когда адресовала свои слова не мне, а Лиле.

Я тут же спустилась и пересказала новость подруге. Она позвала Дженнаро, не сомневаясь, что он знает, где может скрываться его дядя. Тот, боясь выдать себя и рассердить мать, ни в чем не признавался. День клонился к вечеру, а от Рино по-прежнему не было ни слуху ни духу. Наутро Дженнаро согласился пойти поискать Рино, но не взял с собой ни Лилу, ни Энцо, зато прихватил отца. Стефано не скрывал недовольства зятем, в очередной раз подкинувшим ему неприятностей, и то и дело жаловался на одышку. Но в конце концов отец с сыном – тощий как палка мужчина в болтающейся одежде и толстый парень – вышли из дома и направились к железной дороге.

Они миновали сортировочную платформу и двинулись к заброшенным путям, на которых стояли списанные вагоны. В одном из них они и нашли Рино. Он сидел с открытыми глазами. Нос на исхудавшем, заросшем все еще черной, похожей на вьющийся сорняк бородой, казался огромным.

При виде зятя Стефано напрочь забыл, что ему нельзя волноваться, и впал в какое-то неистовство. Он орал, осыпал покойника страшными ругательствами и разве что не пинал труп ногами. «Как был ты в молодости дерьмом, так дерьмом и остался! – вопил он. – Так тебе и надо! Собаке собачья смерть!» Стефано на чем свет стоит клял зятя за то, что тот поломал жизнь его сестре Пинучче, его племянникам и его сыну. «Смотри! – сказал он Дженнаро. – Смотри, это и тебя ждет!» Дженнаро схватил отца за плечи и сильно встряхнул. Стефано попытался высвободиться.

Несмотря на раннее утро, становилось жарко. В вагоне воняло дерьмом и мочой. Все сиденья были разворочены, а окна покрыты такой густой грязью, что в них не проникал свет. Стефано не унимался. Он вырывался из рук сына и продолжал изрыгать проклятья. Терпение у Дженнаро лопнуло, и он тоже заорал. Он кричал, что стыдится отца, что единственные в квартале люди, которых он уважает, – это мать и Энцо. Стефано разрыдался. Они постояли немного возле тела Рино – читать над ним молитву им и в голову не пришло, они просто постояли, чтобы немного успокоиться. После этого вернулись домой и сообщили новость остальным.

8

Утрату Рино по-настоящему переживали только Нунция и Фернандо. Пинучча поплакала по мужу сколько полагается, а потом будто заново родилась. Уже через две недели она пришла ко мне и попросила взять ее на работу вместо свекрови, которая от горя совсем потеряла голову. Пинучча предложила за те же деньги наводить в доме чистоту, готовить еду и в мое отсутствие присматривать за девочками. Она была не такая старательная, как Нунция, зато разговорчивая, а главное – больше нравилась Деде, Эльзе и Имме. Она без конца осыпала всех троих комплиментами, не забывая и про меня: «Какая ты красавица! Настоящая синьора! Я тут посмотрела в шкафу: сколько же у тебя нарядов! А туфли-то, туфли! Сразу видно, что ты не абы кто и бываешь в богатых домах. А правда, что по твоей книге кино снимают?»